Посольский Австралийский отдел СКВРиЗ забайкальских казаков

9 июля Святейший Синод принял решение об «оптимизации» учебного процесса в Московской духовной академии и Сретенской духовной семинарии.

Под оптимизацией, очевидно, понимается полное слияние Сретенской семинарии с тем, что находится в Троице-Сергиевой Лавре.

Но тогда у верующих поднимается справедливый вопрос: а в чем необходимость упразднять лучшую семинарию России? Почему именно Сретенка?

Сретенская духовная семинария – молодое учебное заведение, возникшее в 1999 году. Основателем семинарии стал известный церковный пастырь – митрополит Тихон (Шевкунов), (на тот момент, он еще был архимандритом), который получил на это благословение от Святейшего Патриарха Алексия II и архимандрита Иоанна (Крестьянкина).

Особенностью Сретенки всегда была уютная семейность и первоклассное образование. В основу монашеской жизни, владыка Тихон положил традиции Псково-Печерского монастыря, одного из немногих монастырей, который функционировал и в Советское время, и даже во время войны, трепетно оберегая свет своей веры с еще царских времен. Поэтому, несмотря на молодость семинарии, в фундамент Сретенки был заложен бесценный духовный опыт Псковских святынь. Благословенность и преемственность в Сретенском монастыре действительно ощущалось, что чувствовалось прихожанами, которые с разных концов города приезжали на богослужение в наш маленький монастырь.

В 2007 году я поступил в Сретенскую семинарию. Никогда не забуду свою первую встречу с этим прекрасным учебным заведением.

В целом, я даже не предполагал, что буду именно там учиться. До этого я уже был в Лавре, где смог соприкоснуться с бытом и жизнью семинаристов. Лавра произвела на меня двоякое впечатление. С одной стороны, величие русской архитектуры и покровительство прп. Сергия Радонежского, а с другой – холодность и отчужденность семинарского быта, которая убедила меня в том, что я там учиться точно не буду. Но, по совету близких мне людей, я решил все же съездить в Сретенский монастырь.

И вот представьте себе центр Москвы. В 15-20 минутах от тебя – Святая Святых русского человека – Московский Кремль. А в пределах Садового кольца Ты начинаешь ощущать собственным телом биение этого огромного города, имя которому – Москва!

Шум, гам, несущиеся автомобили и бегущие прохожие – все это окутывает тебя аурой суеты и стремительно проносящейся жизни. И тут ты перешагиваешь ворота Сретенской обители и… оказываешься в совсем другом мире, в другом измерении. Тишина, дивный зеленый сад и святая безмятежность. Вокруг так и витает теплая атмосфера доброжелательности и любви.

Помню, как у ворот в тот день трудился благообразный, ныне покойный, старец-инок Аркадий (Парносов), поливающий Сретенский сад и нежно ухаживающий за Сретенскими цветами, напевая святые песнопения вперемешку с царскими гимнами. Сретенский монастырь открыл мое юное сердце, и я остался в монастыре.

Потом было знакомство с насельниками монастыря и с семинарской корпорацией. Говорить о каждой встрече хочется часами. Но расскажу только об одном очень ярком насельнике, оставившего светлый след на всей семинарии – это наш проректор, ныне и.о. наместника, иеромонах Иоанн (Лудищев).

Кротость, мягкость, внимательность, тактичность – все эти слова прекрасно характеризуют нашего проректора, от которого будто исходил неосязаемый свет любви и отческой заботы к каждому воспитаннику семинарии. Но несмотря на все свои теплые качества он оставался для нас важным начальником, и мы очень боялись его огорчить. А так как никто никогда его не видел в гневе, то в воображении семинаристов нам казалось, что если это случится, то значит Ангелы вскрыли последние печати. Поэтому у каждого студента всегда был стимул работать над собой. Чтобы не расстраивать священноначалие и навлечь на себя праведный гнев.

Авторитет проректора был столь же непоколебим, как и авторитет наместника. Но один раз я все же не послушался отца Иоанна и попал в непростую ситуацию.

Кажется, это было на втором курсе. В это время о.Тихон, по благословению Святейшего Патриарха, трудился на ниве дипломатических взаимоотношений с Русской Православной Церковью за границей. Отношения у РПЦ МП и РПЦЗ, были, до 2007 года, мягко говоря, непростые. И в рамках налаживания взаимопонимания, в Сретенский монастырь были приняты несколько студентов с канонической территории РПЦЗ: с Австралии и с США. Среди поступивших студентов был один потрясающий человек, звали его Семеном, потомок эмигрантов-казаков, с которым мы очень быстро подружились и сошлись на ниве любви к России, к русской монархии и русскому казачеству.

Надо особо отметить, что для потомков белых эмигрантов красный террор – тема крайне болезненная (впрочем, как и для любого адекватного русского человека). Сретенский монастырь же, находится, как Вы знаете, на Лубянке – в сердце некогда всесильного КГБ.

Поэтому, первым делом, оказавшись в Москве, на Лубянке, потомок белого эмигранта что должен был сделать? Правильно, водрузить русский стяг.

Представляете себе картину, заходишь в Сретенский монастырь, выходишь на центральную площадь перед старым храмом, а там открывается прекрасный вид на пятиэтажные братские корпуса, на крыше которого гордо развевается огромный русский триколор (бело-сине-красный). Зрелище зело приятное, да вот не все прихожане оценили. Самые, наверное, либерально настроенные стали жаловаться отцу Иоанну на недопустимость присутствия государственного флага РФ на территории православного монастыря. В общем, поступило столько жалоб, что отец Иоанн вышел сам посмотреть. И в этот момент ему попадаюсь я, который одобрительно восхвалял сию патриотическую инициативу наших зарубежных соотечественников. И отец Иоанн дает мне задание снять этот флаг. Причем именно мне, а не другому студенту.

В семинарии главная добродетель – послушание. Я не мог ослушаться проректора. Но снять русский флаг, который является национальной святыней – я также не мог. «Где раз поднят русский флаг, там он спускаться не должен» - эти слова Николая I были для меня столь же значимы, как Символ Веры.

Я ничего не сказал проректору, поднялся к Семену, который водрузил над монастырем флаг, попил с ним чаю, похвалил его за эту инициативу, пожал руку и спустился к проректору, который все это время был в низу и начал уже понемногу «кипеть». Я сказал, что не могу снять сей флаг. Отец Иоанн был весьма возмущен моей дерзостью и сказал, что если я не сниму сей флаг – то буду сейчас же отчислен.

Учился я на отлично, и мне, конечно, не хотелось быть отчисленным. Я снова поднялся, но пошел не к флагу, а в келью отца Иова (Гумерова), который был духовником нашего монастыря. Я постучался и попросил его совета: «Что посоветуете, отче, если послушание перед священноначалием, вступает в противоречие с внутренними убеждениями». Отец Иов сказал, что самое главное, это поступать, по совести. И если послушание священноначалию идет в разрез с совестью, выбирай совесть. Я взял благословение и вышел.

Я был решительно готов быть отчисленным из семинарии, но не изменить своей совести.

Я пошел к Семену, где мы продолжили общаться и пить чай. Через некоторое время за мной прибежал испуганный дежпом и позвал в проректорскую, по пути выясняя, за что это меня отчисляют. Семен также был удивлен, и спросил, что случилось. Я им все рассказал. Дежпом покрутил пальцем у виска и ушел, а Семен попросил подождать минутку. Он достал баян и стал играть «Прощание славянки». Под эту эпичную и патриотическую музыку, играя на всю семинарию, я отправился к проректору. Если уж отчисляться, так под звуки военного марша!

И вот я в кабинете у отца Иоанна. Он смотрит на меня и молчит. Я смотрю на него и тоже молчу. Пауза затягивается, и…отец Иоанн глубоко вздыхает:

- «За такое непослушание, я должен тебя наказать. И как минимум тебя отчислить! – говорит отец Иоанн, - «Но впервые в своей жизни я не знаю, как это сделать… Ведь если я тебя накажу, то ты станешь политическим мучеником».

Я улыбаюсь и говорю: «Я приму любое наказание отец Иоанн, но против совести не поступлю, и русский флаг не сниму».

Отец Иоанн улыбнулся, вздохнул и отпустил меня с Богом. А мой поступок, нашел признание у всей семинарской и монастырской братии.

Флаг, конечно, позже сняли (нашлись несознательные элементы, так сказать). Но я его вновь повесил, но уже у себя в келье, дабы не смущать прихожан нашей обители. Ведь, «где раз поднят русский флаг, там он спускаться не должен».

Поэтому Сретенская семинария – это была не только кузница духовного воспитания, она учила своих чад любить то прекрасное Отечество, которое нам даровал Господь. И многие семинаристы в ходе обучения брали академ.отпуск и шли в армию, хотя имели на руках отсрочку. Также поступил и я, и по милости Господней, проходил воинскую службу в разведроте ВДВ, в Рязани – в самых элитных войсках России.

Много интересного еще было в семинарии. Лучшие преподаватели Москвы, да не только Москвы, но и Санкт-Петербурга, трудились в ней.

Так как преподаватели были самыми маститыми, то они считали, что именно их предмет был самый важный. Поэтому они давали тонны информации по своим дисциплинам и спрашивали соответственно так, будто мы в аспирантуре учились по направлению его предмета. Помню, был историк, доктор исторических наук и профессор, звали его Волков Сергей Владимирович. Он преподавал у нас историю Древнего Востока и Средних веков. Я с огромным наслаждением ходил на его лекции, погружаясь с головой в эпоху Гильгамеша и царей Эшнунны, изучал реформы Ашоки и заучивая всех фараонов египетских династий (а династий было не менее 30(!), это Вам не Россия с двумя династиями). Но прочие семинаристы не особо разделяли мой энтузиазм и просто взрывались от потока информации. Если перечислять, сколько анекдотичных ответов давали студенты на экзамене, то по томам можно и с Советской энциклопедией поспорить.

Навсегда в моем сердце, как, наверное, и в сердце Сергея Владимировича останется ответ студента, когда несчастный брат перечислял страны, входившие в состав Кальмарской унии 1397 года (династическая уния Дании, Норвегии и Швеции; да-да, семинаристы и это обязаны были знать). Ответ студента был таков: «В Кальмарскую унию входила Дания, Норвегия и Греция». Эх, видели бы выражение лица профессора Сергея Владимировича. После этого ответа он наглядно продемонстрировал студентам местонахождение этих двух «братско-соседствующих» держав: Швеции и Греции, после чего географическая грамотность нашего курса взлетела просто до небес.

А ведь еще были десятки других дисциплин.

Два раза мы были на Святой Земле – и все благодаря Сретенскому монастырю, который дал мне и моим собратьям соприкоснуться с величайшими святынями христианства: от Гроба Господня и Вифлеемского храма до реликвий великого Защитника Иерусалима Готфрида Бульонского. Вся история христианства была наглядно показана нам в Святой Земле. И мы бы этого никогда не увидели, если бы не Сретенская семинария и забота отца Тихона о нас.

По выходу из семинарии выпускники были направлены в разные уголки России. Но мы все помним друг друга и нас объединяет одна большая семья, имя которой – Сретенская семинария.

Поэтому и справедлив вопрос сочувствующих христиан: «а почему Сретенка?» Но, собственно, мы и не ждем никакого ответа. Отвечать перед общественностью в России не принято - это дурной тон… Поэтому ответа мы и не ждем, уповая на одну лишь милость Господню.

На бумаге семинарию можно эффективно оптимизировать, слить с другим учебным заведением или упразднить. Но до тех пор, пока будут биться сердца наших наставников, до тех пор, пока мы, выпускники Сретенки, будем хранить в своей душе ту любовь, которой нас окутывал Сретенский монастырь во главе с нашим любимым наместником, Сретенский дух и Сретенская семинария будет жить.

Надеясь на понимание и отеческую заботу Святейшего о каждом члене Церкви, я с восторгом и надеждой восклицаю: «СРЕТЕНКА ЖИВИ!»

Источник.